— Я был бы очень вам обязан, — кивнул офицер, — я тут надолго, сами понимаете, лет на пять. Не хотелось бы, — он помолчал, — впустую тратить деньги.
— Договорились, — Дэвид похлопал его по плечу: "Очень хорошо. Эта девчонка, судя по всему, брезглива, не колониального воспитания. Она вряд ли порадуется, узнав, что один из ее поклонников держит при себе рабыню для постели. Вот и славно".
Он потер руки: "А вы что-то задумались, дорогой Теодор! Сейчас лорд Джеймс расскажет нам о том, что власти намерены делать с чаем, а потом мы поговорим о табаке".
— И о мехах, — устало добавил мистер де Лу, все еще глядя на дочь, — прическа девочки растрепалась. Она, тяжело дыша, встряхнув головой, велела: "Выводите лошадей, господа. Я сейчас переоденусь и вернусь".
— А какая ваша, мисс Марта? — крикнул ей вслед Дэниел.
— Та, что мне в масть, мистер Бенджамин-Вулф, — рассмеялась девочка, исчезая в парадных дверях усадьбы.
Теодор поворошил кочергой дрова в камине, пламя взметнулось ввер. Он искоса посмотрел на дочь. Марта сидела с ногами в большом, бархатном кресле, закутавшись в кашемировую шаль. Грызя перо, девочка что-то писала в маленькой, в красивом кожаном переплете тетради.
— Смотри, — она показала отцу. "Тео мне позировала, за фортепиано. Мы с ней разговорились все-таки, пока вы все там, в библиотеке за портвейном сидели, после ужина".
Мужчина посмотрел на тонкий рисунок пером: "Она очень красивая девушка, эта мисс Тео".
Марта почесала в сколотых на затылке, бронзовых косах: "Она совсем не помнит свою мать, Тео, и отца тоже — не знает. Он был белый. Мать ее продали, ей одна старуха рабыня говорила, в имении, — девочка сморщила нос: "Папа, а нам обязательно тут жить?"
Теодор вздохнул. Встав, он поцеловал дочь в затылок: "Акадия ведь тоже — британская колония, милая. Здесь просто можно заработать больше денег торговлей, вот и все".
Марта захлопнула тетрадь, и отец вдруг подумал: "Каждый день она этот дневник пишет, не пропускает". Теодор помолчал, и потянулся за бокалом: "Я тебе обещаю, через три года мы уедем обратно в Квебек. Или в Старый Свет, — куда тебе больше захочется".
— Мэтью, — Марта вдруг расхохоталась, — такой смешной. Думает, что города в Акадии все похожи на Париж. Дэниел мне понравился, он очень серьезный и много знает, с ним интересно. Папа, — девочка помялась, — а можно нам будет как-нибудь в Гарвард съездить? Дэниел приглашал посмотреть на его университет.
— Можно, конечно, — отец погладил ее по голове, — когда отправлюсь в Бостон по делам, возьму тебя с собой. А как тебе лорд Кинтейл? — он попытался скрыть улыбку.
— Он напыщенный, чванный болван, — сочно ответила дочь. "Думает, что военная форма извиняет глупость".
Марта сладко зевнула, показав мелкие, жемчужные зубы и Теодор сказал себе: "А ведь она когда-нибудь полюбит. И захочет выйти замуж. Придется ее отпустить, — он не смог сдержать вздоха. Дочь весело рассмеялась: "Папа, мне тринадцать лет всего лишь. Не пугайся, когда мне кто-то понравится, я тебе скажу".
Девочка помолчала. Сцепив тонкие пальцы на остром колене, она попросила: "Покажи кольцо, папа, пожалуйста".
Теодор посмотрел на играющий изумрудами крестик и закрыл глаза: "Как исполнится ей шестнадцать, отдам кольцо. Так искони заведено, не мне это нарушать. Я от отца его тоже — в шестнадцать получил".
Он вытащил из кармана сюртука связку ключей. Нажав на завитушку деревянной колонны, что украшала угол комнаты, Теодор подождал, пока откроется незаметная дверь тайника. Щелкнул замок, и Теодор благоговейно взял шкатулку.
— Какой он красивый, — зачарованно сказала Марта, рассматривая синий, как летнее небо, алмаз. "И я его получу, папа?"
— Через три года — Теодор улыбнулся. "А потом отдашь своему избраннику, как я — отдал твоей маме, да хранит Господь ее душу, — мужчина перекрестился: "Надо будет кольцо в Бостон отвезти, в банк. Адамс посоветует — куда. Все же тут деревня, мало ли что случится".
— И тот, первый де Лу, — Марта все смотрела на камень, — подарил его своей жене. "Мадам Мари, — кивнул Теодор. "А его звали месье Мишель, он был барон".
— А, — Марта коснулась нежным пальчиком кольца, — поэтому у нас в гербе волк в баронской короне. У тебя на печати".
— Да, — отец захлопнул шкатулку и запер сейф, — только в Акадии на титулы никто внимания не обращает, сама же знаешь. Да и здесь, — он указал на окно, — тоже.
Марта потянулась и, спрыгнула с кресла: "Я обещала Тео приехать весной в Виргинию. Этот, — она презрительно усмехнулась, — говорил же, что там хорошая охота? Вот и поохотимся".
— Раз обещала, — серьезно ответил отец, обнимая ее за плечи, — значит, надо выполнять, милая. Поедем, конечно. Ну, пора уже и спать.
Он перекрестил дочь на пороге ее опочивальни и сказал лакею, что неслышно отделился от стены: "Я завтра утром поеду в Бостон, Блэк, пусть оседлают лошадь, и приготовьте мне ванну — на рассвете".
Тот кивнул. Теодор, зайдя к себе в спальню, расстегивая сюртук, принял из рук Блэка халат на соболях: "Я еще поработаю, ложитесь, не ждите меня".
Теодор достал из ящика большого, крепкого, выстланного сукном стола черновики контрактов и пробормотал: "Посмотрим, сколько удастся выручить на этом табаке".
В уютной карете приятно пахло сандалом. Лорд Кинтейл выглянул в окошко. Усмехнувшись, он взглянул на плантатора, что сидел напротив него: "Спасибо, что подвезли меня, мистер Бенджамин-Вулф. Я даже не знал, что бывают такие кареты — с потайным отделением".
Дэвид поиграл алмазным перстнем на пальце: "Не всегда удобно показывать покупки всем и каждому, дорогой Джеймс. В общем, конечно, все равно — в ваших гарнизонных казармах, у офицеров, тоже есть рабы, но, раз уж подвернулся такой возок — можно его использовать".
Кинтейл откинулся на бархатное сиденье и, закрыл глаз: "Удивительное удачное приобретение, еще и скидку сделали. Конечно, если бы не этот Бенджамин-Вулф, я бы ее так дешево не купил. Да что там — не купил бы вообще. Такой товар на открытых аукционах не выставляют".
— Скажите, — Кинтейл наклонился к собеседнику, — а все эти разговоры аукциониста, что, мол, отец у нее англичанин, что он хотел вернуться за ее матерью, выкупить ее, — это правда?
Плантатор фыркнул, обнажив крепкие, красивые зубы. "Да вы же слышали, Джеймс — там у каждой девки своя слезливая история. Цену набивают, больше ничего. Эта, — он кивнул на стенку возка, — хорошо, что она была в одних руках. О такой собственности — больше заботятся. И у нее всего четверть черной крови, мать ее мулаткой была, это сразу видно".
